В.В. Симонов г.Керчь
ПАРТИЗАНСКИЙ ОТРЯД
«КРАСНЫЙ СТАЛИНГРАД»
В летописи Великой Отечественной есть отдельные события, ставшие не просто переломными на том или ином повороте истории, а во многом определившие ее дальнейший ход. К ним, несомненно, относится и величайшая битва на Волге. Успех Красной Армии под Сталинградом не только зримо продемонстрировал неизбежность окончательного исхода войны и грядущей, пусть еще очень далекой Победы, но и в том или ином виде отразился во множестве эпизодов величайшего военного противостояния двух систем. Не всегда эти эпизоды были столь же масштабны, героически и значимы, но, тем не менее, и они заслуживают внимания.
В числе таких можно назвать короткую, но непростую историю партизанского отряда, действовавшего осенью 1943 г. в Керчи, отдаленной на тысячи километров от уже ставшего легендой Сталинграда. Отряд, созданный местными жителями и бежавшими из плена бойцами, среди которых было немало уроженцев Сталинградской области и тех, кто воевал под Сталинградом, в память о великом городе был назван «Красный Сталинград».
Об этом отряде, впрочем, так же, как и о многих других страницах военной истории Керчи, написано немного. И все эти публикации сводятся к краткой констатации факта его существования и итогов боевой деятельности. В предлагаемой нами статье, пожалуй, впервые предпринята попытка рассказать не только о том, что лежит на поверхности, но и о том, что долгие годы было скрыто от глаз читателей и исследователей.
Учитывая отдельные деликатныё моменты рассматриваемой темы, а также почти полное отсутствие документальной базы, при подготовке данной статьи мы сочли возможным широко использовать (и цитировать) воспоминания самих партизан, хранящиеся в архиве Керченского государственного историко-культурного заповедника.
История партизанского отряда «Красный Сталинград» началась задолго до его создания в начале 1943 г., когда на 3-м Самострое — небольшом рабочем поселке на окраине Керчи появился К.И. Моисеев. Житель Сталинградской области, призванный в РККА в конце мая 1942 г., К.И. Моисеев в начале сентября в ходе тяжелых боев на подступах к Сталинграду был контужен и попал в плен. Бежав во время этапирования военнопленных в Новороссийск, К.И. Моисеев сумел пробраться в Керчь и, каким-то образом достав документы, легализоваться на 3-м Самострое, где проживали его мать и сестра с мужем.
Первое время он видимо, присматривался, а затем поделился своими планами в отношении создания подпольной группы и партизанского отряда с девятнадцатилетним местным жителем Д.С. Блохиным, который поддержал К.И. Моисеева и стал его ближайшим помощником.
Подбирать кандидатов на подпольную работу было решено как среди советских военнопленных, главным образом в лагере на заводе им. Войкова и горбольнице, что К.И. Моисеев решил делать сам, так и среди патриотически настроенных местных жителей. Последняя задача была возложена на Д.С. Блохина, начавшего активно искать надежных людей среди своих знакомых. Вскоре такие люди были найдены, и в состав подпольной группы вошли Н.И. Федоренко, И.М. Меняйлов, Н.Я. Мойса, А.А. Подгорный, А.К. Диденко и Н.И. Кремнев. Несколько сложнее обстояло дело с военнопленными, среди которых нужно было не только найти подходящих людей, но и организовать им побег, оформить соответствующие документы, обеспечить укрытие до перехода на легальное положение.
Судя по воспоминаниям членов партизанского отряда, организация побега вряд ли была делом очень сложным, учитывая достаточно свободный режим, установленный оккупантами для военнопленных, используемых на различных строительных и хозяйственных работах. Некоторые военнопленные, впоследствии оказавшиеся в партизанском отряде, вообще бежали из лагеря по собственной инициативе, без какой-либо помощи извне, и лишь затем вступали в контакт с членами подпольной организации. Правда, вызывает удивление та легкость, с которой бежавшие выходили на нужных людей и попадали на конспиративные квартиры, одной из которых являлась квартира Д.С. Блохина, а второй дом самого К.И. Моисеева. Тем не менее какое-то время (иногда 3-4 недели) бежавшие из плена патриоты находились там, укрываясь во время облав на чердаках, в яме под полом или во дворе в стогах собранной кукурузы. Таким образом, к местным жителям вскоре добавились и бывшие военнослужащие - В.А. Коваленко, Ф.О. Михайловский, К.С. Дубинин, Л.Х. Ковалев-Эренбург, которые по мере снабжения документами расселялись в поселке.
Количество членов подпольной организации постоянно увеличивалось, и контакт их с другими поддольными группами, существовавшими в Керчи, был неизбежен. По мнению сотрудника КГИКЗ Г.В. Коротковой, уже с весны 1943 г. группа К.И. Моисеева была достаточно тесно связана с группой А.Г. Стрижевского, действовавшей в оккупированном городе с сентября 1942 г. и занимавшейся распространением листовок и организацией побегов военнопленных, часть из которых затем переправлялась в Симферополь или через Керченский пролив. Именно члены группы А.Г. Стрижевского помогали получать необходимые документы К.И. Моисееву (через посредников и третьих лиц), а когда сама группа была выявлена и ликвидирована немецкими карательными органами, связные ушли в созданный к тому времени К.И. Моисеевым партизанский отряд.
По мере формирования весной-летом 1943 г. подпольная организация, созданная К.И. Моисеевым, все активнее занимается распространением рукописных листовок и сводок Совинформбюро среди местного населения. А к августу, когда число членов достигло 22 человек, на первое место выходит вопрос о создании партизанского отряда и, как следствие, необходимость сбора оружия и боеприпасов, определение места для базы отряда, обеспечение водой и продовольствием.
Одним из самых сложных оказался вопрос выбора места базирования. Партизанское движение на Керченском полуострове имело давние традиции. Отряды красных партизан действовали в Керчи в 1919 г., в годы Великой Отечественной войны, в период первой оккупации города (ноябрь-декабрь 1941 г.) керченские каменоломни вновь стали местом базирования партизанских отрядов. И это понятно, ведь в условиях открытой степной местности и отсутствия сколь-нибудь обширных лесных массивов подземные выработки были единственным надежным укрытием. Но, в то же время особенности самих каменоломен сравнительно небольшая площадь и немногочисленные выводы на поверхность весьма ограничивали возможности партизанской войны. Именно это определило низкую эффективность действий партизанских отрядов и еще в 1941 г. послужило основанием для возникновения мнения о нецелесообразности базирования партизан в каменоломнях.
Воспоминания о событиях 1941 г., когда партизаны оказались фактически блокированными под землей, а тем более о судьбе подземных гарнизонов, сражавшихся и почти полностью погибших в каменоломнях в маеоктябре 1942 г., были слишком свежи в памяти жителей ближайших поселков, и отстоять мнение о необходимости вновь спуститься в Аджимушкайские каменоломни (расположенные не более чем в полутора километрах севернее 3-го Самостроя) было сложно. Поэтому первоначально возникло предложение о переходе в Крымские леса, но после краткого обсуждения стало ясно, что такой переход для группы мужчин, не имеющих надежных документов, абсолютно не реален единственным возможным местом оставались всетаки каменоломни. Причем выбор остановили на Центральных (Больших) Аджимушкайских каменоломнях, где, как хорошо знали местные жители, бойцами подземного гарнизона в июле 1942 г. был вырыт подземцый колодец. Таким образом, 3 августа 1943 г. было принято окончательное решение о создании партизанского отряда и дислокации его в каменоломнях.
Первые разведки оказались неудачными колодец в каменоломнях найти не удалось. Как вспоминал В.А. Коваленко, по этой причине чуть было не пришлось вновь обсуждать вопрос о месте дислокации К.И. Моисеев настаивал организовать отряд на заводе им. Войкова, где были отстойники воды. Но спустя несколько дней колодец был найден, его расчистили, и первые 6 человек - К.И. Моисеев, В.А. Коваленко, Ф.С. Михайловский, К.С. Дубинин, Л.Х. Ковалев-Эренбург и Д.С. Блохин ушли под землю.
В то время как обосновавшиеся в каменоломнях бойцы готовили место для остальных партизан, расчищая проходы, убирая и захоранивая трупы павших в 1942 г. аджимушкайцев, оставшиеся в поселке члены отряда собирали оружие и боеприпасы. Делали это четырнадцатилетний брат Д.С. Блохина - Михаил и Н.И. Федоренко с А.П. Гуманенко (последняя была привлечена к этой опасной рабо‑те Н.А. Стаценко, лично знавшей К.И. Моисеева), обходя места боев Крымского фронта — окопы, овраги, заброшенные огороды. Немало оружия находили и в каменоломнях, но из-за сильной сырости оно проржавело и было непригодно к использованию.
Все собранное пытались незаметно переправить в каменоломни. Член отряда К.С. Дубинин вспоминал такой случай. Нужно было перевезти в фряд большое количество боеприпасов. Их спрятали в мешках с кукурузой (которая тоже предназначалась партизанам), погрузили в телегу, и К.И. Моисеев с А.Новичковой покатили телегу в сторону Аджимушкая. Сам К.С. Дубинин и В.А. Коваленко, страхуя первую группу, шли в 150-200 м сзади. В районе Царского кургана телегу остановили румынские солдаты и стали настойчиво предлагать менять кукурузу на махорку. Спасла положение А. Новичкова она, плача и вспоминая голодных детей, сумела разжалобить офицера, который отогнал солдат и разрешил двигаться дальше. Таким же образом завозили оружие и продовольствие и позже.
По мере готовности базы (а отряд должен был базироваться в районе подземного колодца) в каменоломни начали проводить и людей, в первую очередь бежавших военнопленных. Сначала этим занимались М.С. Блохин и Н.К. Корогченко, затем к ним присоединилась и Н. Соломченко. Первые партизаны спустились под землю 20 августа 1943 г., а в сентябре, в связи с предпринятой фашистами насильственной эвакуацией населения, в каменоломнях укрылись жители поселков Аджимушкай и Самострой, и численность отряда достигла 46 человек, не считая около 100 мирных жителей, расположившихся рядом «под защитой партизан». К этому моменту в Керчи службами ГФП и СД была разгромлена подпольная группа А.Г. Стрижевского, и приток в отряд военнопленных, бежавших из горбольницы с помощью А.Ф. Лисицина, Г.С. Стрижевского, А.А. Архангельской, В.Л. Бугаенко, Н.К. Коротченко и других, прекратился. Н.К. Коротченко, будучи связной с партизанским отрядом и переправляя туда людей и медикаменты, почувствовала, что в больнице оставаться опасно и тоже ушла под землю.
Таким образом, в сентябре партизанский отряд под командованием К.И. Моисеева был сформирован и начал действовать. Назван он был в честь победы на Волге «Красный Сталинград», «тан как г.Сталинград имел за собой богатую героическую историю гражданской и Великой Отечественной войн».
Командиром отряда, как уже отмечалось, стал К.И. Моисеев, его помощником Д.С. Блохин, комиссаром избран В.А. Коваленко, начальником штаба С.П. Щеголев. Весь личный состав разделен на три взвода, по 13 человек в каждом. Командирами взводов назначены «бывалые не раз в боях товарищи, кото‑рые хорошо знали военное дело»: 1-м взводом командовал Ф.С. Михайловский, 2-м К.С. Дубинин, 3-м К.Г. Веревкин. Сформирована группа разведки из четырех человек во главе с Н.И. Федоренко. На вооружении отряда было 2 ручных фулемета, 45 винтовок, 10 автоматов, 4 пистолета и гранаты. Все партизаны давали присягу.
Гражданское население, хоть и находилось рядом, жило отдельно. Правда, по словам Д.С. Блохина, местные жители помогали в разведке, иногда питанием, но тем не менее даже кухня у партизан была своя. Как вспоминала А.Н. Конищева, работавшая в отряде поваром, они варили кашу, готовили пышки, но только для партизан.
Собственно, проблема обеспечения продовольствием оставалась одной из самых важных. По свидетельству комиссара В.А. Коваленко, первоочередной задачей была заготовка продуктов питания для членов партизанского отряда и гражданского населения, что и определило направленность действий в первое время - «... разведка через население узнавала, где складируют продукты питания румынского полка и кукурузу эвакуированного населения. Заготовка продовольствия шла трудно. Были случаи, ставили своих партизан у дверей и окон, где были расквартированы румынские солдаты, и лазили по потолкам за кукурузой. За счет румынского полка были заготовлены крупы, жиры и мучные изделия». В целом, подобные вылазки носили довольно мирный характер и редко заканчивались боевым столкновением одним из немногих таких эпизодов стал случай на 5-м Самострое, где группа разведчиков была случайно обнаружена вышедшим из дома немецким офицером, он был застрелен, а партизанам пришлось спешно отходить под огнем противника.
Когда продуктов было заготовлено достаточно много, по решению командования отряд перешел к более активным операциям, решая задачу уничтожения живой силы и техники врага. Действовали, устраивая неожиданные вылазки и засады на дорогах, идущих через Аджимушкай, резали и уничтожали телефонную связь. Не всегда эти вылазки бывали, успешны не взрывались отсыревшие в каменоломнях гранаты, давали осечку патроны, сушить которые пытались ночами на собственных телах, но боевой дух отряда был высок.
Судя по имеющимся в нашем распоряжении воспоминаниям, боевую деятельность отряда можно разделить на два периода: первый с момента создания до начала высадки наших войск на плацдарме северо-восточнее Керчи в ходе Керченско-Эльтигенской десантной операции (20 августа - 3 ноября 1943 г.), второй -- с 3 ноября до освобождения пос. Аджимушкай (11 ноября 1943 г.).
Первый период характеризовался, прежде всего, выжидательной позицией партизан, веривших в скорую высадку десанта и соблюдавших определенную осторожность, чтобы сохранить силы. Правда, даже в это время было предпринято несколько нападений на одиночных солдат и мотоциклистов противника, обстреливались проезжавшие мимо машины. По свидетельству комиссара отряда, «румынские солдаты скоро поняли, что под ними поселился нежелательный сосед и ... без боя оставили в нашем распоряжении пос. Аджимушкай, каменоломни, рабочие пос. 3-й и 5-й Самострой, что очень облегчило действия..:» Подобные утверждения встречаются в воспоминаниях и других членов отряда, но вряд ли они соответствуют действительности. Представляется более чем сомнительным, что боевое армейское подразделение (пусть, даже румынское) оставило занимаемый район после нескольких вылазок, предпринятых плохо вооруженными и слабо организованными группами. Скорее, передислокация противника была вызвана угрозой советского десанта, которая становилась все более реальной, и необходимостью укрепления в связи с этим прибрежной полосы, ведь сил для обороны полуострова у немецкого командования было не так уж и много. По этой же причине оккупанты не применяли против партизан и скольнибудь решительных мер, хотя методика подавления и гораздо более грозных очагов сопротивления в подземных выработках была хорошо отработана ими еще в 1941-1942 гг., а ограничились лишь установкой
предупредительных щитов на дорогах, идущих через поселок и мимо каменоломен. Партизаны же снимали ночами эти указатели, стараясь заманить в ловушку немецких солдат и офицеров, плохо ориентировавшихся в незнакомой местности.
Впрочем, некоторое преувеличение значимости и эффективности собственных действий было достаточно характерно для партизан. В воспоминаниях В.А. Коваленко отмечалось, что среди солдат противника распррстранялись тревожные слухи и они боялись заходить «на скалы» (так называют ка‑меноломни местные жители), а на берегу пролива немцы двое суток не могли сменить личный состав боевых охранений и подвезти продовольствие, так как все резервы были разбиты партизанами; но и самим партизанам было нелегко «трудно и опасно было бороться с наземным врагом. Выходя на поверхность ... нужно было убедиться, не поджидает ли враг у выхода, а потому перед вылазкой поднимали чучела и только после убеждения, что нет засады, делали вылазки...» На самом же деле, перед немецким командованием в тот период стояли уже гораздо более серьезные задачи, а территория контролировалась сложной системой опорных пунктов, оборудованных на господствующих высотах, и никакой необходимости «отбивать» у партизан район каменоломен просто не было. Подобные, достаточно объективные оценки ситуации были и у некоторых партизан. Так, И.К. Веревкин писал: «Аджимушкай и ближайшие поселки полностью контролировались нашим и соседним отрядами, но Аджимушкай вокруг блокировался огневыми точками на всех высотах, и в дневное время наши действия осложнялись...» Аналогичное осторожное высказывание есть и у командира отряда - «Немцы, очевидно, догадывались, что Аджимушкай скис каменоломни ожили, но точно ничего незнали, так как особого значения они не придавали...»
К этому же моменту относится и неудавшаяся попытка связи с партизанским отрядом им. Сталина, также действовавшим в пос. Аджимушкай. Видимо, во второй половине октября К.И. Моисеев узнал от местных жителей, что в Дедушевых каменоломнях, расположенных примерно в одном километре северо-восточнее центральных, действует небольшой отряд, возглавляемый П.И. Шерстюком. Так как те каменоломни были значительно меньше и имели мало выходов, было решено связаться с П.И. Шерстюком и предложить объединиться. Такая связь была установлена, и разведчики из Дедушевых каменоломен пришли в «Красный Сталинград» но из-за трагической случайности (подробнее о чем будет сказано ниже) объединить отряды не удалось и они продолжали действовать самостоятельно.
Самыми же значимыми боевыми операциями стали уничтожение аэростата-корректировщика артиллерийской батареи в районе Царского кургана и захват легковой машины и двух пленных, переданных вместе со штабными документами, найденными в этой машине, советскому командованию после освобождения поселка. Впоследствии члены отряда вспоминали, что буквально с первых дней активной борьбы партизан против оккупантов фашисты блокировали каменоломни и время от времени, используя газы и дымовые шашки, предпринимали попытки штурма, которые решительно отражались. Однако, никакой серьезной критики эти свидетельства не выдерживают, а так называемые «попытки штурма» были единичными и заключались в забрасывании дымовыми шашками и гранатами входов, куда скрывались от преследования замеченные боевые группы партизан после очередной вылазки.
Лишь 3 ноября 1943 г., услышав гул артиллерийской канонады, в отряде провели партийно-комсомольское собрание, и командование поставило новую задачу: создать своими действиями видимость крупного соединения и отвлечь таким образом внимание врага, чтобы дать возможность десантникам с минимальными потерями занять Аджимушкай. С этого момента партизаны сосредоточили свое внимание на дороге Керчь-Баксы-Осовино- Юргаков Кут. Тактика оставалась прежней устраивали засады, обстреливая немецкие автомашины и обозы, рассеивая живую силу противника, а после того, как немцы возобновляли движение, проскочив опасный участок, они тут же попадали в засады партизанского отряда им. Сталина.
Наиболее запомнившимся эпизодом этих дней стало водружение утром 7 ноября на одном из самых высоких домов в пос. Аджимушкай красного знамени. Накануне в партизанском отряде был проведен митинг, посвященный 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, послё которого бойцы сфотографировались на память у одного из выходов и разошлись на боевые операции. По звукам доносившегося боя было ясно, что наши десантники уже совсем близко. 7 ноября, в честь праздника, партизаны подняли знамя, которое тут же было замечено фашистами, начавшими обстрел поселка. Как вспоминали красносталинградцы, все атаки, предпринятые противником, были отбиты с большими для него потерями, а знамя попрежнему стояло. Лишь пустив танки и применив массированный артиллерийский огонь, фашисты смогли сбить знамя, которое было подобрано партизанами и сохранено.Как бы в отместку за такую дерзость на следующий день немецкие солдаты забросали выходы из каменоломен гранатами и дымовыми шашками, в результате чего часть партизан пострадала, но потерь и в этот день в отряде не было.
А спустя два дня 11 ноября 1943 г. пос. Аджимушкай был освобожден нашими войсками. К.И. Моисеев так описывал это событие: «...Немцы и румыны, как овцы, колоннами бежали в город, партизаны ружейным и пулеметным огнем в упор расстреливали бегущего врага, часы показывали 5.30. Радостная встреча, впереди всех бойцов в накинутой на плечи плащпалатке шел командир 696-го стрелкового полка подполковник Сосин и капитан командир 3-го стрелкового батальона Подкидыш Петр. Крепкие объятия, поцелуи, и мы ввели долгожданных гостей в штаб партизанского отряда». Чуть позже К.И. Моисеев вместе с подполковником И.В. Сосиным ездил для представления и доклада к командиру 383-й стрелковой дивизии полковнику В.Я. Горбачеву, а в ночь на 12-е группа разведчиков партизанского отряда вышла на свое последнее боевое задание, приняв участие в операции вместе с бойцами 696-го стрелкового полка.
Командование отряда так определило результаты деятельности партизан: уничтожено 10 грузовых и 2 легковые автомашины, 2 мотоцикла, аэростат-корректировщик, один обоз и более 150 солдат и офицеров противника, захвачены штабные документы. Действовал отряд с 20 августа по 11 ноября 1943 г., потерь среди личного состава не было. На этом в истории отряда «Красный Сталинград» можно было бы поставить точку, но судьба распорядилась иначе.
В политдонесении 383-й стрелковой дивизии № 0059 от 14 ноября 1943 г. отмечалось: «11 ноября с.г. во время занятия восточной окраины Керчи в 696 СП явился командир партизанского отряда «Красный Сталинград» Моисеев К.И., быв‑ший лейтенант РККА и заявил о своем желании влиться в части Красной Армии со своим отрядом. По решению органов ОКР «Смерш» все 45 партизан, в том числе 7 женщин, были разоружены и отправлены на спецпроверку в спецлагеря НКВД». Впрочем, в этом ничего удивительного не было обычная практика армейской контрразведки, призванной среди множества других задач беспокоиться о безопасности и «чистоте» фронтовых тылов. А ситуация под Керчью в тот момент была непростая. Как вспоминал сотрудник оперативно-чекистской группы НКГБ Крыма старший лейтенант госбезопасности И.А. Поляков, территория, занятая нашими войсками, «пятачок» подвергалась интенсивному артиллерийскому обстрелу, поэтому командование решило использовать Аджимушкайские каменоломни для укрытия войск. В связи с этим сотрудникам НКГБ и ОКР «Смерш» была поставлена задача: работать среди гражданского населения, выявлять перебежчиков, устанавливать засланную агентуру, не допустить диверсионных и других враждебных актов. В этих условиях другого решения в отношении партизан быть просто не могло. Тем более, что «эта мера стала необходимой, потому что возникли сомнения в существовании этого отряда, т.к. по заявлению самих партизан, они организованы в отряд только во второй половине октября с.г. Кроме того, среди документов, взятых на поле боя у убитых солдат и офицеров, найдена схема боевых действий партизан трех отрядов Крыма, и там же оказался подробный адрес командира отряда Моисеева» Понятно, что подобная информация не могла остаться без внимания, и ночью 12 ноября 1943 г. всех партизан переправили на Таманский берег.
Первое время красносталинградцы находились в Темрюке (до другим данным, в ст. Батарейка), и работал с ними капитан Черепахов, который, по словам В.А. Коваленко, предлагал забросить последнего вместе с К.И. Моисеевым в немецкий тыл для организации нового отряда. Сам В.А. Коваленко от такого предложения отказался, а К.И. Моисеев, якобы, согласился, но дальнейшего развития эта тема по какойто причине не получила.
На Кубани проверяемые находились до середины февраля 1944 г., и после завершения первого этапа госпроверки большая часть бывших партизан была отправлена через Краснодар эшелоном в г.Кизел Молотовской области, как оказалось, в один из фильтрационных лагерей НКВД. Ни К.И. Моисеева, ни бывшего начальника штаба С.П. Щеголева среди прибывших в Кизел не было - ходили слухи, что они отправлены на фронт, а остальные начали работу на угольной шахте им. Володарского и на лесоповалах в качестве спецконтингента.
Фактически же К.И. Моисеев с конца марта по 24 апреля
1944 г. лечился в эвакогоспитале 1602, где по окончании срока лечения был признан «негодным к военной службе с переосвидетельствованием через 3 месяца» и отправлен домой. А 16 мая, через три дня после возвращения, К.И. Моисеев был арестован и этапирован в Керчь.
Примерно в это же время здесь уже была арестована и находилась под следствием Н.А. Стаценко, которая, вернувшись в город после освобождения, для продолжения работы в военном госпитале должна была предоставить анкету, но свидетелей, подтверждающих ее поведение на временно оккупированной территории, найти не смогла. Более того, ее сосед, некто «дядя Андрей», к которому она обратилась за помощью, написал на нее донос, обвинив в сотрудничестве с оккупантами. На допросах Н.А. Стаценко упомянула, что она была членом партизанского отряда «Красный Сталинград», чем и вызвала к нему пристальное внимание следственных органов. По мнению осужденных впоследствии красносталинградцев, этот, в какой то степени, случайный арест Н.А. Стаценко и послужил причиной дальнейших Трагических событий.
Однако это не так. В документах ГА АРК есть письмо за подписью секретаря Крымского ОК ВКП(б), начальника Крымского штаба партизанского движения В.С. Булатова, направленное в НКГБ Крымской АССР, о необходимости тщательной проверки деятельности отряда «Красный Сталинград». Датировано оно 3 января 1944 г., и причины появления этого письма не совсем ясны. Возможно, оно было вызвано желанием тщательно проверить отряд, о котором Крымскому штабу партизанского движения ничего не было известно. Но таких, стихийно возникших отрядов было несколько, и почему выбор пал именно на «Красный Сталинград»? Возможно, в рапортах командира и комиссара действительно были противоречия, насторожившие по какой-то причине проверяющих. Остается неясным, почему вместе с К.И. Моисеевым и Н.А. Стаценко была арестована и А.П. Гуманенко, в отношении которой также началось следствие.
К сожалению, невозможность доступа к архивно-следственным делам не дает возможности в полном объеме представить обоснованность предъявленных обвинении, фактическую степень виновности каждого и характер самого следствия. Впрочем, необходимость быстрого рассмотрения дел и существовавшая практика, не отягощавшая следователя буквальным соблюдением уголовно-процессуальных норм (тем более в военное время), не позволяет надеяться, что и в самих делах были убедительные ответы на все вопросы. Тем не менее, воспоминания и архивные справки, имеющиеся в нашем распоряжении, могут дать самое общее представление о последовавших событиях.
К.И. Моисеева обвинили в измене Родине, сотрудничестве с гестапо, «в том, что он по заданию полиции создал лжепартизанский отряд «Красный Сталинград». Отдельным пунктом обвинения шел эпизод о расстреле в октябре 1943 г. связных партизанского отряда им. Сталина А.Н. Данченко и А.И. Лагуты.
Как оказалось, после принятия решения об объединении двух отрядов, в расположение «Красного Сталинграда» прибыла группа разведчиков от соседей - начальник штаба Ф.Д. Ломакин и партизаны А.Н. Данченко и А.И. Лагута. Ночью, когда все вопросы были обговорены, связные в сопровождении красносталинградцев вышли на поверхность и направились в свой отряд, но, судя по услышанной вскоре перестрелке, были обнаружены вражеским патрулем и вынуждены вернуться. Правда, спустились под землю только А.Н. Данченко и А.И. Лагута, пояснив, что Ф.Д. Ломакин отстал у выхода. Несмотря на продолжительное ожидание и предпринятые поиски, Ф.Д. Ломакина найти не удалось впоследствии выяснилось, что он вернулся в свой отряд. Не ушли А.Н. Данченко и А.И. Лагута ни следующей ночью, ни еще через сутки, объясняя это усиленным патрулированием немцами района каменоломен. А к этому времени у К.И. Моисеева в отношении них зародились определенные подозрения: до него дошла информация о том, что, якобы, А.Н. Данченко и А.И. Лагута на самом деле предатели и хотят убрать руководство и вывести отряд наверх. Когда же и после категорического приказа уходить в свой отряд А.Н. Данченко и А.И. Лагута остались, в штабе после короткого совещания в узком кругу было принято решение об их расстреле. Приговор был приведен в исполнение у одного из выходов, куда связных отряда им. Сталина подвели, настаивая на их немедленном уходе. Расстреляли ничего не подозревавших А.Н. Данченко и А.И. Лагуту в спину.
Понятно, что эта история была скрыта от партизан, ведь
многие из них, будучи местными жителями, хорошо знали А.Н. Данченко и его семью Как вспоминала В.С. Соломченко: «А. Данченко и К.Моисеев были в одном лагере и знали друг друга, и Моисеев хотел его убрать... Моисеева Данченко не устраивал, а почему не знаю... Когда на переправе партизаны спросили «где Шура», он (Моисеев) сказал «не знаю». Партизаны не слышали о расстреле, никогда об этом не говорилось. Услышали аж в Ахтанизовской. Если б узнали, что он такое сделал с Шурой, его б убили мы сами». Впрочем, это
была не единственная версия, и некоторые были склонны верить тому, что в «Красном Сталинграде» был предатель из числа местных жителей (некто 3.), который хотел сместить К.И. Моисеева и с этой целью использовал А.Н. Данченко и А.И. Лагуту. В любом случае, этот самосуд над партизанами из соседнего отряда выглядел более чем странно и послужил еще одним убедительным доказательством вины К.И. Моисеева.
Тяжесть обвинений была столь велика, что К.И. Моисеев, видимо, был вынужден пойти на «сотрудничество» со следствием. Точных данных на этот счет нет, но характерно, что 30 сентября 1944 г. из фильтрационного лагеря г. Кизела группа бывших партизан всего 9 человек была этапирована в Керчь. Керчане сначала восприняли это спокойно, полагая, что в Крыму их знают и быстрее разберутся (ведь госпроверка все еще продолжалась), но, прибыв 10 декабря 1944 г. в родной город, узнали ошеломившие их новости командир отряда К.И. Моисеев 13 октября был осужден Военным трибуналом войск НКВД Крыма по ст.ст. 58-1 «б» и 58-11 УК РСФСР к высшей мере наказания и вывезен в Симферопольскую тюрьму, а сам отряд признан «лжепартизанским».
Следствие по делу красносталинградцев вели старший лейтенант Сливин и капитан Вайсман. По словам бывших партизан, их всех на допросах сильно до потери сознания избивали, заставляя подписывать заготовленные показания, делали очные ставки, зачитывали обличающие показания других подследственных. Причем, как говорили обвиняемые, следователи сами не верили в их виновность они «делали обвинения преднамеренно, с целью карьеры и личной наживы ... применяли шаблонные обвинения, состряпанные на голом месте и ничем не прикрытые: в добровольной сдаче в плен с оружием в руках, будто в плену были фашистами завербованы в СД...» писал позже В.А. Коваленко, об этом же вспоминал и Д.С. Блохин. А вот свидетельство сестры осужденной Н.А. Стаценко «...Сливин рассказывал, что нет доказательств ни вины, ни невинности .... лично говорил, что они невинные попали ни за что, но их главный, то ли командир, то ли комиссар их предал, т.е. он был связан с немцами ...» Впрочем, последнее высказывание вряд ли следует понимать буквально. Вероятно, К.И. Моисеев под давлением следствия был вынужден дать показания на членов своего отряда, что послужило причиной ареста и действительно было предательством по отношению к своим товарищам.
Следствие велось сравнительно недолго и к концу февраля 1945 г. было закончено.
По разрозненным архивным документам можно предположить, что описательная часть обвинительного заключения выглядела следующим образом. Находясь в плену, бывший военнослужащий РККА К.И. Моисеев был завербован гестапо и получил задание: организовать ложный партизанский отряд, имея конечной целью засылку немецкой агентуры в тыл Красной Армии. Для легализации своих людей в отряде, в котором, несомненно, были и настоящие патриоты, немецкие спецслужбы использовали завербованную агентом ГФП В.Л. Бугаенко (члена подпольной группы А.Г. Стрижевского), работавшую сестройхозяйкой в Керченской горбольнице, и переданную ей на связь Н.К. Коротченко, также являющуюся агентом ГФП. Последняя и проводила нужных людей в каменоломни. В сентябре 1943 г., после того, как необходимое количество агентов было отправлено к будущему резиденту К.И. Моисееву, немецкие карательные службы ликвидировали группу А.Г. Стрижевского, которую ранее не трогали, прикрывая операцию по заброске агентуры в «Красный Сталинград». К.И. Моисеев же, создав видимость активных действий и продемонстрировав готовность искупить вину кровью и непримиримость к врагу, обеспечивал проникновение агентурных источников в ряды Красной Армии или оседание в ближайших тылах, где агенты должны были действовать в соответствии с полученными инструкциями и разработанными легендами в интересах германской разведки.
Понятно, что при таком обвинительном заключении рассчитывать на снисходительное отношение суда, или даже сколь нибудь беспристрастное судебное разбирательство явно нё приходилось. *
Судили краcносталинградцев 28 февраля 1945 г. В.А. Ко- валенко вспоминал: «... То, что они творили, не перескажешь. Перед трибуналом все криком кричали о своей невиновности, но председатель суда Зайцев кричал с угрозами на выступающих с последним словом...» Бывшие партизаны были обвинены в организованной предательской деятельности, сотрудничестве с немецкими карательными органами и приговорены Военным трибуналом войск НКВД Крыма: И.М. Меняйлов, 1923 г. рождения к высшей мере наказания; к 20 годам каторжных работ В.А. Коваленко, 1913 г. рождения, Н.Я. Мойса, 1923 г. рождения, Н.И. Федоренко, 1923 г. рождения, Д.С. Блохин, 1924 г. рождения, А.К. Диденко, 1915 г. рождения; к 15 годам каторжных работ Н.К. Коротченко, 1924 г. рождения; к 15 и 10 годам исправительно-трудовых работ - Ф.В. Журавков, 1917 г. рождения и А.И. Грицевич, 1916 г. рождения (соответственно).
Когда осужденных отправляли по этапу, «возле столыпинских вагонов ... сквозь толпу пробилась мать Нади Коротченко, вцепившись себе в волосы ... Надя увидела мать и пронзительным криком закричала: «Мама, мне дали 15 лет каторги за то, что я любила Родину!» Ей не дали говорить, затащили в вагон ...» На долгие годы это осталось последним воспоминанием о родном городе, вернуться в который довелось уже не всем.
12 мая 1945 г. был расстрелян И.М.Меняйлов. В 1949 г. в Норильском исправительно-трудовом лагере умер Ф.В. Журавков. По словам партизан, не дожили до освобождения Н.Я. Мойса и А.К. Диденко. В 60-е гг. от тяжелой болезни, полученной в заключении, умерла в Воркуте Н.А. Стаценко. Двенадцать лет отсидел в лагерях К.И. Моисеев, которому за неделю до суда над остальными членами отряда высшая мера наказания по протесту Председателя Верховного Суда была заменена 20 годами каторжных работ.
Лишь через десять лет после суда, безжалостно перемоловшего судьбы бывших красносталинградцев, все они были реабилитированы. В июле 1956 г. обвинение в измене Родине было снято и с К.И. Моисеева - Комиссия Президиума ВС СССР, пересмотрев дело, оставила обвинение только в превышении власти, сократив наказание до фактически отбытого срока. А спустя еще одиннадцать лет - 22 июня 1967 года определением Военной коллегии Верховного Суда СССР приговор и определение 1945 г. в отношении К.И. Моисеева отменены и дело прекращено «за отсутствием состава пре‑ступления» К.И. Моисеев полностью реабилитирован.
Видимо, по прошествии стольких лет нет смысла искать правых и виноватых в этой исторци, тем более, что в разные годы различные компетентные инстанции уже давали ответы на эти вопросы (правда, тоже разные). И справки о реабилитации, так же, как и сухие строки протокола заседания бюро Керченского ГК КПУ от 29 июня 1965 г., признавшего патриотическую деятельность партизанского отряда «Красный Сталинград», должны являться достаточным основанием убедительности ответов. Но, все таки, вопрос, почему партизанский отряд «Красный Сталинград» попал в разряд сначала «сомнительных», а затем - «лжепартизанких», по-прежнему остается без ответа.
На наш взгляд, вряд ли гденибудь в архивах (по крайней мере, доступных рядовому исследователю) сохранились документы, способные все расставить по своим местам. Скорее, ответ на последний вопрос можно дать, лишь попытавшись понять логику военного времени и сложность ситуации на территориях, оставляемых врагом, среди которых Керчь не была исключением.
Итак, вернемся к 12 ноября 1943 г., когда группа партизан была доставлена для прохождения госпроверки с только что захваченного плацдарма северо-восточнее Керчи на «Большую землю». Суть первоочередных мероприятий заключалась в том, что среди всего проверяемого контингента в кратчайшие сроки необходимо было выявить вражескую агентуру и пособников и получить на них конкретные компрматериалы, а также тех, кто безусловно заслуживал доверие. Лица, не попавшие ни в одну из этих категорий отправлялись в глубокий тыл, где условия содержания в фильтрационных лагерях НКВД и отработанная методика позволяли уже не спеша проводить тщательную проверку или разработку, вплоть до выяснения всех сколь нибудь сомнительных моментов или установления полной благонадежности проверяемого.
При этом в ходе проверки с самого начала особое внимание уделялось мужчинам призывного возраста. С одной стороны,
весь призывной контингент подлежал скорейшему отправлению на фронт. С другой, не считая юношей, достигших 18-ти летия в оккупации, все остальные уже изначально были подозрительны, так как либо дезертировали, добровольно оставшись в свое время на оккупированной территории, либо прошли через плен. Конечно, могли быть и другие причины, по которым уеловек оказывался вне армейских рядов, например, болезнь или бронь, но это случалось гораздо реже и требовало не менее тщательной проверки. Приходилось учитывать и то, что оставление своей агентуры среди местных жителей на освобождаемой советскими войсками территории для немейких разведслужб было делом наиболее простым и широко практикуемым и могло применяться как для внедрения и консервации агента с дальней перспективой , так и для скорейшего попадания с надежными документами в ряды действующей армии , что было вполне реально , принимая во внимание практику работы полевых военкоматов.
Именно эти факторы и могли определить поведение оперативных работников, особенно, по отношению к бывшим военнопленным. Понятно, что в такой ситуации лучше было перестраховаться, чем «просмотреть» вражеского агента, а каждое слово проверяемого многократно перепроверялось и ставилось под сомнение. Поэтому не исключено, что уже первые беседы с партизанами могли насторожить чекистов.
Трудно сказать, внушали ли какиелибо серьезные подозрения обстоятельства, при которых попали в плен члены отряда, воевавшие в рядах РККА, скорее всего, нет, хотя отдельные эпизоды, рассказанные, например, В.И. Конищевым и И.М. Меняйловым, могли и послужить излишне бдительным контрразведчикам отправными точками для определенных выводов. Совсем иная картина складывалась с обстоятельствами побега из плена ряда лиц и первыми шагами по созданию подпольной группы. Аксиома, что подпольная работа требует строжайшей конспирации. Это отмечал и В.А. Коваленко: «Партизанский отряд организовывался на глазах немецкой жандармерии и геста по, под контролем которых был каждый житель Керчи и окрестных поселков, а поэтому организация проводилась под сильной конспирацией, через позывные, клички, пароли. Малейшая неосторожность грозила провалом...» В то же время, если внимательно просмотреть воспоминания партизан, то становится понятно: слухи о создании отряда циркулировали среди значительной части местного населения и столь же широко были известны условные пароли и явки. Еще более странно, что эта информация в кратчайшие сроки распространилась и среди военнопленных, связь с которыми должен был устанавливать и поддерживать сам К.И. Моисеев (кстати, бежавший из плена и живший по подложным документам). При этом, никакой проверки желающих попасть в отряд не проводилось. Так, К.С. Дубинин, бежав, из плена, пришел к А. Новичковой, где встретил «офицера в немецкой форме» (эго был К.И. Моисеев!), назвал пароль и «все сразу уладилось». В.А. Коваленко, до этого уже имевший две неудачные попытки побега, ночыо в одном белье бежит из лагеря и попадает на 3-й Самострой, где его случайно находит какаято старушка и тут же переправляет (с помощью неожиданно появившихся женщин) на квартиру К.И. Моисеева. В.И. Конищев сначала хотел уйти в подпольную группу, о которой узнал от своего сослуживца Н. Сегиды, но после ареста последнего решил уйти в «Красный Сталинград». Ф.В. Журавков бежал из немецкой тюрьмы, перепилив решетку. И подобных историй немало.
Возникают вопросы. Могла ли пройти мимо внимания немецких карательных служб, работавших в Керчи и прилегающих районах крайне эффективно и сумевших разгромить здесь все сколь нибудь активные подпольные группы, деятельность К.И. Моисеева и его помощников? Очень маловероятно. Могли ли немецкие карательные службы, зная о деятельности К.И. Моисеева, использовать ситуацию для внедрения агентуры? Более чем вероятно. Могли ли немецкие карательные службы сами инициировать создание отряда?.. Такой вариант по крайней мере объяснял бы многие отмеченные выше неувязки, противоречия и отсутствие провалов и арестов среди людей, абсолютно не готовых к подпольной работе. Играли на эту версию и сроки деятельности партизанского отряда всего лишь около двух месяцев с начала формирования. Конечно, не исключалось, что создание отряда - это следствие патриотического порыва военнопленных (в том числе, и К.И. Моисеева), стремившихся искупить свою вину перед Родиной. Но ведь могло быть и наоборот, и нахождение в партизанском отряде автоматически должно было снимать возможные подозрения в неблагонадежности.
Казалось, что в какойто степени снять возникшие подозрения мог анализ боевой деятельности отряда. Но и здесь ситуация оказалась не менее сложной. Большую часть своего недолгого существования «Красный Сталинград» боевых действий не проводил, а те вылазки, о которых рассказывали партизаны, только порождали все новые и новые сомнения. Действительно, мог ли небольшой и плохо вооруженный отряд своими действиями заставить покинуть поселок целую воинскую часть (о чем все с уверенностью говорили)? Как удалось партизанам захватить начальника штаба дивизии противника, и почему этот штабной офицер вдруг оказался в Аджимушкае без сопровождения и охраны? Подтверждается ли другими источниками захват в плен немецкого штабного офицера и можно ли считать захваченные документы подлинными? Имел ли место факт уничтожения аэростата - корректировщика, ведь, по словам командира отряда, аэростат был обстрелян из пулемета, и партизанам удалось убить наблюдателя, после чего немцы аэростат опустили и больше не поднимали? Или имело место совпадение (как в случае с уходом из поселка румынской части) и пункт наблюдения в районе Царского кургана был снят фашистами по какойлибо другой причине? После высадки десанта деятельность отряда действительно активизировалась, но мог ли он уничтожить более 150 солдат и офицеров противника, в то время как наступающие части 56-й армии (имеются ввиду 2-я и 55-я гвардейские стрелковая дивизии, и 383-я стрелковая дивизия) сообщали о нанесении урона живой силе врага в размерах, не столь уж значительно превышающих названную цифру. Но это были целые дивизии, ведущие наступательные бои. Заявления же партизан о том, что части регулярной армии вступили без потерь в освобожденный Аджи- мушкай, вообще никакой критики не выдерживали. Напротив, командир 383-й стрелковой дивизии полковник В.Я. Горбачев докладывал о тяжелых боях на подступах к поселку и контратаках превосходящих сил противника из района высоты 133,3, которые удалось отбить лишь благодаря массированному артогню и вводу резервов о рукопашных схватках бойцов 696-го стрелкового полка вспоминал заместитель начальника политотдела 383-й стрелковой дивизии М.Я. Неизвестный; об ожесточенных боях за район каменоломен писали и другие офицеры дивизии. Это же отмечалось и в оперативных сводках и политдонесениях 2-й гвар‑дейской стрелковой дивизии за 11 ноября и политдонесениях 383-й стрелковой дивизии за 12 ноября 1943 г.
Таким образом, буквально каждым эпизодом, рассказанным членами отряда «Красный Сталинград» (а рассказы эти, повторявшие одни и те же случаи, одними и теми же словами, все более походили на «инструктаж»), росло количество каких то преувеличений, неувязок и несуразностей, а для чекистов, проводивших проверку, на первое место выходил основной вопрос, ответ на который и должен был определить для многих дальнейшую судьбу, с какой целью?
Любая ложь рождает подозрение и желание узнать, что за ней стоит. И в деле «Красного Сталинграда» можно было еще объяснить все в общем то понятным стремлением приукрасить собственные поступки этакой бравадой, тщеславием и хвастовством. А ведь можно было и усмотреть настойчивое стремление скрыть какую-то истинную картину игру и «легендирование». Как показали дальнейшие события, в ходе госпроверки оперработники склонились ко второму варианту.
Конечно, не последнюю роль в этом должна была сыграть личность самого К.И. Моисеева. Уже первые допросы породили сомнения в правдивости сообщаемых им сведений и обстоятельства допросов в полевой жандармерии, и возможность побега, и спокойное отношение немцев к существованию отряда, и боевые успехи партизан все казалось неправдоподобным. Видимо, вскрылись и какие то внутренние противоречия в отряде, косвенным подтверждением чего можно считать упоминание в рапорте комиссара В.А. Коваленко некомпетентности К.И. Моисеева в военных вопросах и, якобы, имевшего место обсуждения вопроса о смещении командира. Ну, а последней каплей стал неожиданно открывшийся эпизод с расстрелом А.Н. Данченко и А.И. Лагуты, абсолютно необъяснимый с точки зрения здравого смысла, но хорошо понятный, если строить версию о лжепартизанском отряде.
Выбор, стоявший перед проверяющими, был предельно прост. Либо поверить в эту версию, и все факты, эпизоды, обстоятельства легко укладывались в схему, уже не раз встречавшуюся за годы войны. Либо в фантастическое хитросплетение судеб, оставлявшее все вопросы и сомнения без ответа. И вряд ли стоит удивляться тому, какой именно выбор сделали люди, по долгу службы призванные решительно пресекать любые вражеские проявления. Появление упоминавшегося ранее письма начальника Крымского штаба Партизанского движения В.С. Булатова в НКВД Крыма, положившее начало тщательной разработке К.И. Моисеева и возглавляемого им ртряда, стало логическим и неизбежным завершением первого этапа госпроверки. Нам трудно сказать сейчас, насколько обоснован был последовавший вскоре арест К.И. Моисеева, и удалось ли органам НКВД получить на него конкретные компрматериалы, но можно предположить, что арест остальных членов отряда был связан с показаниями, данными К;И. Моисеевым на следствии. Хотя, фактически еще до этого все они стали заложниками рокового стечения обстоятельств, излишней бдительности, чьих то амбиций и собственной недальновидности.
На этом можно было бы и закончить. Но у непростой истории партизанского отряда «Красный Сталинград» есть еще один аспект. Долгое время об этом отряде не говорили. Затем, после официальной реабилитации и признания, каждый исследователь, писавший о военной истории Керчи, считал своим долгом упомянуть о славных партизанах, опираясь на их свидетельства и воспоминания.
Ирония судьбы заключалась в том, что даже спустя несколько десятилетий, пережив фильтрационные лагеря, следствие, суд и заключение, бывшие партизаны так и не смогли понять, в чем их ошибка; а воспоминания, оставленные уже не для протоколов, а для истории, повторили все те же преувеличения, искажения и ложную патетику.
Став документами по истории войны, они были введены в оборот публицистами и исследователями, не задумывающимися об их достоверности, вновь поставив теперь уже следующие поколения читателей и исследователей перед выбором верить или нет? И хорошо, если кто-то, обладая не только здравым смыслом, но и настойчивостью, сумеет дойти до истины. Гораздо хуже то, что подобные свидетельства своим абсолютным несоответствием трагизму и реальности пережитых жизненных коллизий (и вопреки воле людей, их оставивших), на подсознательном уровне формируют у поколения, ничего подобного не пережившего, устойчивое неприятие и нигилизм по отношению к пока еще самым страшным и горьким страницам йстории Отечества.
Литература, источники, примечания
Моисеев Константин, Иванович, 1906 г рождения, урож. Волгоградской обл., Ново Николаевского района, Ново-Николаевского с/с, до призыва работал начальни‑ком военно-учетного стола Ново-Николаевского РВК, призван в РККА 31.05.42 г., рядовой, проходил службу начальником боепитания артдивизиона 45-мм пушек 108-го стрелкового полка, возглавив партизанский отряд, назвал себя лейтенантом РККА.
Родственники К.И. Моисеева и Д.С. Блохина были знакомы еще до войны, так как проживали в с. Длексиково, Ново-Николаевского района, Сталинградской области, где К.ц. Моисеев работал до призыва в РККА.
Воспоминания Коваленко. - Архив КГЙКЗ. On. 4. Ед.хр. 400. Л. 5.
Там же.
Короткова Г.В. вопросу об организации и боевой деятельности партизанского отряда «Красней Сталинград». Историческая справка. - Архив КГИКЗ. On. 3. Ед.хр. 1666. Л. 5
Материалы партизанского отряда «Красный Сталинград». - Архив КГИКЗ. On. 4. Ед.хр. 390. Л. 1
Симонов В.В. Партизанское движение на Керченском полуострове в ноябре-де кабре 1941 г.: организация, возможности, итоги. // Пантикапей- Боспор - Керчь.
26 веков древней столице. Материалы международной конференции -- Керчь. 2000. С. 212-218
В свое время, осенью 1941 г., нежелание партизан создавать базу отряда в Старокарантинских каменоломнях Керчи потребовало специального вмешательства ОК ВКП(б) и представителя НКВД Крыма, контролировавших организацию партизанского движения в Крыму.
Предложение о базировании отряда в каменоломнях было сделано Д.С. Блохи‑ным. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 391. Л. 3.
Воспоминания «.С. Дубинина. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 396. Л. 13об.
Воспоминания в.А. Коваленко. Л.ббоб. Видимо, имелись ввиду подземные коммуникаиии, где весной-осенью 1942 г существовали разрозненные очаги сопротивления из оставшихся в окружении бойцов и командиров Крымского фронта.
ВоспоминацИя к q Дубинина. Л. 13 13об.
Короткова Г.в. указ. Соч. Л. 6,7.
к- Воспоминания Н.К. Коротченко. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 403. Л. 8.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 55.
По воспоминаниям некоторых партизан, никакого общего собрания не было и «командиров не выбирали, они ими стали сами». - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр 414. Л. 3. Впрочем, это понятно - возглавили отряд инициаторы его создания. Что же касается с.д. Щеголева, то он единственный среди партизан командир РККА, имевший необходимый опыт и знания: в 1938 г. закончил Бакинское пехотное училище и проходил службу командиром взвода в 207-й горно-стрелковой дивизии с апреля 1941г помначштаба 76-й горно-стрелковой дивизии, с 1942 г. - сотрудник оперативного отделения оперативного отдела штаба 47-й армии, старший лейтенант.
Воспоминания К.И. Моисеева. - Архив КГИКЗ. On. 4. Ед.хр. 418. Л. 25об. Некото‑рое представление об уровне подготовки командиров взводов могут дать следующие данные Веревкин К.Г., 1904 г. рождения, образование - 4 класса, рядовой, прохождение службы: июль-ноябрь 1941 г. - лекарь 125-го полевого хлебо‑завода, май-август 1942 г. - пулеметчик 71-го отдельного учебного батальона Дубинин К С., 1913 г. рождения, образование - 4 класса, рядовой, связист, участие в Великой Отечественной войне - июль 1941 г. - август 1942 г.; - Михайловский Ф.С., 1904 г. рождения, образование 4 класса, сержант, участие в Великой Отечественной войне - июль 1941 г. - август 1942 г., командир тяги 38-го отдельного противотанкового дивизиона.
Воспоминания Д.С. Блохина. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 391. Л. Воспоминания А.Н. Конищевой. - Там же. Ед.хр. 402. Л. 6.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 55об., 56.
Воспоминания К.И. Моисеева. Л. 26.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 56.
Задача по обороне береговой полосы Керченского полуострова была возложе‑на на 98-ю пехотную дивизию неполного состава и отдельные румынские части.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 57, 57об.
Воспоминания 14.К. Веревкина. — Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 567. Л.5.
Воспоминания К.14. Моисеева. Л. 26об., 27.
По словам партизан, один из захваченных в плен был начальником штаба дивизии, но в известных нам немецких документах и мемуарах никаких упоминаний о подобном случае нет.
Материалы партизанского отряда «Красный Сталиград». Л. 3.
Воспоминания В.И. Конищева. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 401. Л. 22.
Немецкие атаки на пос.Аджимушкай в этот день сомнения не вызывают, а водружение знамени оккупанты вполне могли связать с захватом поселка передовыми отрядами 383-й стрелковой дивизии, а не с вылазкой партизан. Но вот большие потери, понесенные противником в ходе попыток прорваться к знамени, представляются сомнительными. Особенно с учетом того, что среди партизан было только двое раненых. Кстати, это были единственные потери отряда за весь период боевых действий.
Интересно, что аналогичный эпизод с установлением знамени (по другим данным, даже трех знамен) своим отрядом описывает и командир отряда им. Сталина П.И. Шерстюк.
Воспоминания К.И Моисеева. Л. 33. Справедливости ради, следует отметить, что в политдонесении 383-й стрелковой дивизии оценка этой встречи гораздо более сдержанная.
Керчь. Документы и материалы по истории города. Сост. Михайлов Л.А. - Сим‑ферополь. 1993. С. 284.
Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 62. Л. 38.
Воспоминания И.А. Полякова. - Архив КГИКЗ. Оп. 3. Ед.хр. 797. Л. 8, 9.
Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 62. Л. 39.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 69.
Венедиктов Л.А. Ошибка ценою в одиннадцать лет. // Боспор. 2001. 22 ноября. Справка Военно-медицинского музея МО СССР № 6/2/3-1640 от, 19.03.92 г. -
Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 418. Л. 60, бОоб.
По словам В.А. Коваленко, все знали, что «дядя Андрей» был немецким агентом, и своим доносом он опередил возможное обвинение в свой адрес со стороны Н.А. Стаценко. Правда, в таком случае остается совершенно непонятным, зачем Н.А. Стаценко обратилась к нему за помощью.
ГА АРК. Ф. 151. Оп. 1. Д. 633. Л. 3.
Справка УКГБ по Крымской АССР № 013939 от 16.09.91 г. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 418. Л. 53.
История с возвращением Ф.Д. Ломакина тоже не совсем ясна, впрочем, так же, как и личность самого Д. Ломакина. Толком о нем никто ничего не знал - кто он, откуда появился, как сложилась его судьба? Говорили, что он, якобы, единственный оставшийся в живых из разведгруппы, высаженной на Азовском побережье, вотряд пришел из Юргакова Кута, где работал вместе с рыбаками. После освобождения пос. Аджимушкай кудато исчез ходили слухи, что он был заслан в отряд фашистами, впоследствии разоблачен и задержан. - См.: Архив
1.КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 599. Л. 4; Ед.хр. 744. Л. 4, 5.
Интересно, что, судя по воспоминаниям самого К.И. Моисеева, эту информацию он получил от родной сестры, узнавшей о подслушанном разговоре между Данченко и А.И. Лагутой, а зять К.И. Моисеева - Н.С. Слободян - якобы, опознал в А.И. Лагуте немецкого пособника, приезжавшего в свое время с немцами на мельницу, где Н.С. Слободян работал. - Воспоминания К.И. Моисеева. Л. 29
Отец и младший брат А.Н. Данченко - Николай Иванович и Коля - погибли здесь же, в каменоломнях, в 1942 г., сражаясь в составе подземного гарнизона.
Воспоминания В.С. Соломченко. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 414. Л. 4, 5.
Запись беседы с Т.С. Соломченко. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 415. Л. 4об. 5
Справка Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР № 008542/44 от 7.05.91 г - Архив КГИКЗ. On. 4. Ед.хр. 418. Л. 51. Вместе с К.И. Моисеевым были осуждены по ст. 58-1 «а» «за сотрудничество с немецкой разведкой» Н.А. Стаценко и А.П. Гуманенко.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 63.
Венедиктов Л.А. Указ. соч.
Воспоминания Е.А. Стаценко. - Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 661. Л. 3.
В.Л. Бугаенко была арестована 24.02.45 г. и находилась под следствием до февраля 1947 г. В мае 1947 г. военным прокурором войск МВД СССР дело было рассмотрено и прекращено за отсутствием доказательств. - См.: Справка УКГБ по Крымской АССР № 012385 от 21.08.91 г. - Архив КГИКЗ. Оп. 3. Ед.хр. 247. Л 7
ГА АРК. Ф. 849. Оп. 1. Д. 161. Лл. 72, 73.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 32.
Неясно, чем было вызвано столь суровое отношение к И.М. Меняйлову и обоснован такой приговор. Сами осужденные объясняли это его дерзким поведением на суде.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 32об.
Сведения со слов В.А. Коваленко. Документально не подтверждены.
Справка УКГБ по Крымской АССР № 07552 от 3.10.91 г. - Архив КГИКЗ. Оп 4 Ед.хр. 403. Л. 9, 10.
См.: Архив КГИКЗ. Оп. 4. Ед.хр. 401 и 408.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 52об.
Воспоминания К.С. Дубинина. Л. 13.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 5.
Воспоминания В.И. Конищева. Л. 6.
Воспоминания В.А. Коваленко. Л. 19об.
См.: Венедиктов Л.А.Взгляд из окопа (к вопросу об обеспечении стойкости войск в боях за Керчь в ноябре 1943 - апреле 1944 гг.).
См.: Переписка по освобождению пос. Аджимушкай. - Архив КГИКЗ. Оп. 4 Ед XD 831. Л. 3, 8-14, 36. ц • Р-
Короткова Г.В. Указ. соч. Л. 9, 10. у
ГА АРК. Ф. 151. Оп. 1. Д. 633. Л. 3.
Там же. Л . 4.